---->Старое здание театра(Площадь перед входом)
Алессандра молча прошла в дом, не обращая внимания на окружающих. Настроение было безрадостное и совершенно не располагало к общению. Вампирочка прошла на третий этаж в самые дальние комнаты. Она их себе присмотрела еще, когда гуляла по дому недавно. Девушка скинула ужасно мешавшееся платье, оставив его на полу и не заботясь о его целостности…
Вместо платья Алессандра надела обычную ночную рубашку из тоненькой белоснежной ткани. Единственное, что держало эту рубашку на девушке, был шнурок, затянутый на плечах.
Вампирочка устроилась к мягком кресле напротив камина, рядом на столике возвышался бокал крови. Откуда он тут взялся, можно было в принципе догадаться, но спрашивать Ганса сам он себя порезал или кому-то не повезло, как-то не хотелось.
-Я могу вам услужить, миледи?- спросил Ганс.
-Легок на помине,- тихо хихикнула Алессандра,- Сыграй мне…-попросила девушка кивнув головкой на гитару в углу и поворошив рыжие кудри, которые в желто-оранжевом свете камина казались еще более яркими.
Ганс присел в углу комнаты, медленно перебирая струны гитары. По комнате полилась тихая медленная музыка, ничего особенного…простенькая ненавящевая, немного грустная мелодия.
Алессандра некоторое время смотрела на огонь, раскачиваясь из стороны в сторону, слушая мелодию, потом прикрыла глаза и тихо заговорила, своим хрустальным голоском:
-Внемли мне, - молвил Демон, возлагая мне руку на голову. - Край, о котором я повествую, - унылый край на берегах реки, и нет там ни покоя, ни тишины.
Была ночь, и падал дождь; и, падая, то был дождь, но, упав, то была кровь. И я стоял в трясине среди высоких лилий, и дождь падал мне на голову - и лилии кивали друг другу и вздыхали в торжественном запустении. И мгновенно сквозь прозрачный мертвенный туман поднялась багровая луна. И взор мой упал на громадный серый прибрежный утес, озаренный светом луны. И утес был сер, мертвен, высок. На нем были высечены письмена. И по трясине, поросшей водяными лилиями, я подошел к самому берегу, дабы прочитать письмена, высеченные на камне. Но я не мог их постичь. И я возвращался в трясину, когда еще багровей засияла луна, и я повернулся и вновь посмотрел на утес и на письмена, и письмена гласили: запустение.
И я посмотрел наверх, и на краю утеса стоял человек; и я укрылся в водяных лилиях, дабы узнать его поступки. И человек был высок и величав и завернут от плеч до ступней в тогу Древнего Рима. И очертания его фигуры были неясны - но лик его был ликом божества; и ризы ночи, тумана, луны и росы не скрыли черт его лица. И чело его было высоко от многих дум, и взор его был безумен от многих забот; и в немногих бороздах его ланит я прочел повествование о скорби, усталости, отвращении к роду людскому и жажде уединения. И человек сел на скалу и склонил голову на руку и смотрел на запустение. И я затаился в сени водяных лилий и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; но убывала ночь, а он сидел на утесе.
И человек отвел взор от неба и взглянул на унылую реку, и на мертвенную желтую воду, и на бледные легионы водяных лилий. И человек внимал вздохи водяных лилий и ропот, не умолкавший среди них. И я притаился в моем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; но убывала ночь, а он сидел на утесе. Тогда я спустился в трясину и направился по воде в глубь зарослей водяных лилий и позвал гиппопотамов. И гиппопотамы услышали мой зов и пришли и рычали, громко и устрашающе. И я притаился в моем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; но убывала ночь, а он сидел на утесе. Тогда я проклял стихии проклятием буйства; и страшная буря разразилась на небесах. И небо потемнело от ярости бури - и дождь бил по голове человека. И река вышла из берегов - и воды ее вспенились от мучений - и водяные лилии пронзительно кричали - и деревья рушились под натиском ветра. И перекатывался гром - и низвергалась молния - и утес был сотрясен до основания. И я притаился в моем укрытии и следил за человеком. И человек дрожал в уединении; но убывала ночь, а он сидел на утесе. Тогда я разгневался и проклял проклятием тишины реку и лилии, ветер и лес, небо и гром и вздохи водяных лилий. И они стали прокляты и затихли. И луна перестала карабкаться ввысь по небесной тропе, и гром заглох, и молния не сверкала, и тучи недвижно повисли, и воды вернулись в берега и застыли, и деревья более не качались. И взор мой упал на лицо человека, и лицо его было бледно от ужаса. И он поспешно поднял голову и встал на утесе во весь рост и слушал. Но не было ни звука в огромной бескрайней пустыне, и письмена на утесе были: тишина. И человек затрепетал и отвернулся и кинулся прочь, так что я его более не видел…
(c)Фауст «Тишина»