1) Имя персонажа
София Кондуриоти

2) Дата рождения
Декабрь года Господня 1437

3) Дата Становления (максимальный возраст в виде вампира - 150 лет)
1554

4) Клан (линия крови)
Ассамит-визирь

5) Организация (Камарилла, Саббат и т.д.)
Камарилла

6) Положение в обществе смертных
Подмастерье лекаря, позже – травница и повитуха, при осаде Акрополя работала в военном госпитале. После падения города - успешная городская лекарша.

7) Внешность (пожалуйста, не пишите фразы типа: "все на аватаре" Будьте любезны напрячь фантазию)
Наверное, если бы мои родители знали, какой я вырасту, то не спешили бы лишать меня приданного в пользу старшей сестры. Подростком я была худой и нескладной, и ничто не намекало, что мое тело превратится в изящный инструмент. Тогда моя фигура явно не была в фаворе, не в пример пышным, сочным барышням.
Женственность во мне расцветала исподволь, и я, погруженная в труд и учение, не сразу стала замечать блестящие желанием взгляды мужчин. И если тела дам на картинах в доме герцога напоминали пастилу и райские облака, обещавшие соответствующее блаженство, то мое тело в лучшем случае – Артемиду со старых фресок: загорелое под греческим солнцем, натренированное часами работы, без грамма такой желанной мягкости. Хотя нет, мягкость у меня была, даже две. На них в основном и заглядывались. Потому что волнистые волосы цвета корицы я стягивала лентой и прятала под платком, ноги – под юбками, а сухощавые руки не считались достойными внимания. Во всяком случае, смертных мужчин моего времени.
После Становления моя кожа побледнела, как и у всех детей Хакима, а глаза цвет кофе сменили на медовый. Или темного золота. Или янтаря, если вы бывали на берегах Балтийского моря и понимаете, о чем речь. С возрастом наследие крови Сира постепенно возвращало телу вид смертного, и к своим неполным полутора векам я уже мало чем отличалась от жителей Средиземноморья, будто обласканная солнцем до легкого бронзового загара. Но глаза так и остались желтыми. Правда, среди людей такие тоже встречаются, пусть и редко, и это обстоятельство помогает выглядеть среди них естественно.

8) Характер
На первом месте безусловно стоит верность идеалам Ассамитов. Гибкий ум обусловил способность быстро учиться и быстро принимать решения. Упорство – добиваться поставленной цели. А жилка критичного юмора – сохранять при этом искру человечности.

9) НеКраткая биография
Я родилась в семье афинского цирюльника в декабре 1437 года от Христова рождества. Помимо меня, мать подарила отцу еще двух старших детей: моего брата и мою сестру. Так что с детства мне ясно дали понять: если я чего-то и добьюсь, то только трудом и умом, и на удачное замужество я могу не рассчитывать, потому как приданное готовили сестре. Ее же красоту и берегли, оставляя всю помощь семье на меня.
Маленькой я помогала матери готовить пищу и стирать бинты для отцовской работы. Я хорошо помню, как приносила их, чистые и отглаженные, в лавку на первом этаже нашего дома. Если отец работал с клиентом, я тихонько подходила к его столу с инструментами и разглядывала и их, и работу: бритье мужчин, повязки на язвы и вырезание гнойников.
- Тебе что, нечем заняться? Юные девушки должны терять сознание от вида крови! – шутил и смеялся отец, замечая мой интерес.
Но я не теряла сознание. И даже больше: мне хотелось учиться. Одним из постоянных клиентов оказался придворный врач герцога Франко, Нифонт Феотокис. Утром я раскладывала на чистой скатерти инструменты, когда он к нам зашел побриться и принес банку свежих пиявок. Нифонт удивленно спросил, обратившись к отцу:
- Не бережешь ты дочкины руки. Порежется, кто ж ее со шрамами в жены возьмет?
- Не в жены ей дорога. Пусть хоть какую-то пользу приносит, тем паче, я научил ее уже многому.
Так решилась моя судьба. Родителям оказалось экономнее отдать меня на содержание (и в фактическое владение) лекаря Феотоксиса, и с пятнадцати лет я стала работать при нем и учиться травничеству, повивальному делу и попутно – грамоте. Ведь что толку лекарю от помощника, не могущего понять надписи на склянках?
Со временем усидчивость, терпение, способность быстро учиться и скрупулезно выполнять поручения сослужили мне хорошую службу. Я узнала, когда садить какие растения, как и какие их части следует заготавливать, какие их них опасны и после каких требуется особенно тщательно мыть руки. Я полола грядки с травами при местном монастыре, я каждое утро бегала на рынок и забирала там нужные ингредиенты по поручению своего господина и наставника. Я училась писать по-гречески и учила язык старой Италии, живую в молитвах и на бумаге латынь.
Я понимала, что дороги к старой жизни уже нет, и потому старалась изо всех сил. Иногда у меня получалось спрятать в карман передника выброшенное мастером Феотоксисом старое перо, баночку с чернилами на дне и какие-то обрывки пергаментов, а ночью при лучине я упражнялась в грамоте.
Постепенно я стала не просто заботиться о том, чтобы все материалы были в достатке, но и готовить из них простые декокты и мази. Тогда я узнала самый важный урок: «Мера полезности есть доза» - сквозь столетия долетели до меня слова Корнелия Цельса из уст Нифонта.
В первой половине дня я помогала Нифонту с пациентами, во вторую он ходил к наиболее важным своим клиентам, а я оставалась. Если у меня хватало времени, я читала книги. Из них я узнала о строении и свойствах человеческого тела, о разных хворях и о том, как от них избавляются. Много оказалось книг о растительных и животных веществах, способах их комбинации и применении.
Я с головой ушла в медицину. Я не касалась ни одной другой сферы жизни, пока они сами не пришли к нам на порог. Ко всему нашему герцогству. В 1456 году нас осадили Османские войска. Два года велись тяжелые бои за Афины, и весь город, каждый житель, сопротивлялся турецким захватчикам. Мой наставник перебрался в крепость вместе со мной, чтобы лечить раненых офицеров и солдат гарнизона Акрополя. Медиков и лекарств катастрофически не хватало, каждая пара рук была в цене, и мои тоже. За те страшные два года я увидела столько крови, сколько, наверное, за всю последующую жизнь по ту сторону темноты.
Каждый день, сидя за стенами гарнизона, мы ждали помощи остальной Европы. Постепенно у нас заканчивалась еда, постепенно истощились все медикаменты и остались только застиранные бинты. Через два года обороны не осталось ни одного живого солдата, ни разу не раненного в боях. Но не только ужасы принесла в мою жизнь та война. Тогда я увидела своими глазами, что собой представляет тело человека изнутри, научилась зашивать раны, лечить горячку и кровяную гниль.
В конце 1458 года я узнала, что на войне погибла моя семья. Брат – солдатом, отец, мать и сестра были убиты во время рейдов турецкой армии. Европа безмолвствовала. Надежды не оставалось. Герцог Франко сдал город туркам, в обмен на лен в Фивах и разрешение отбыть туда с семьей. А мне исполнилось двадцать. Нифонт подходил ко склону лет, и решил остаться в Афинах.
Перемирие оказалось не долгим. На горизонте показались корабли с золотыми львами на красном полотне, и на нашей земле стали воевать между собой два сторонних народа.
Турки разрушили старую часть города. Мы получили клеймо «райа». В 1460 году старик Нифонт не вернулся от пациента, заколотый османским ножом по дороге домой. Оплакав его смерть, я продолжила врачевать сама.
Постепенно я переняла его список клиентов, а вместе с тем обучилась арабскому языку. Среди пользовавшихся моими услугами оказались весьма влиятельные люди. Как раз те, кто делал из нас нацию торгашей, кто продавал духовные саны церкви, кто лишал нас морали и духа. Я для них так и оставалась грязной женщиной с открытым лицом, и если бы не мои навыки, я не избежала бы насилия и надругательств. В каждом взгляде я читала мерзкую похоть и презрение. И внутри меня зрела холодная ненависть.
Я знала их прислугу. Я знала, чем можно свести человека в иной мир. Я стала готовить яды. Незаметные, без вкуса и запаха или напоминающие приправу, действующие сразу или постепенно. Желающих мне помочь хватало, верность я подкупала спасенными жизнями родственников. К началу 1465 года от моих рук погибло семеро.
Поздно вечером, весной 1466 года я пробиралась узкими переулками к старому саду у моря, где должна была отдать маленький пузырек темного стекла повару успевшего прославиться любовью ко взяткам городского судьи, явно превышающей любовь к справедливости. Закутавшись в плащ и покрыв голову, я быстро и тихо шагала сквозь напоенный ароматом цветущей акации и миндаля воздух. Я вошла в сад, миновав кованую калитку, и увидела среди деревьев темную фигуру.
- Фотий! – шепотом позвала я. Фигура развернулась ко мне и сделала пару шагов навстречу и… резко схватила меня, зажав рот необычайно холодной и твердой, как камень, ладонью.
- Тссс… - прошептал низкий мужской голос.
В этот момент я бы умерла от страха, если бы каждый день не жила в осознании, что рано или поздно про мои дела проведают. В доли секунды мне в руку услужливо скользнула рукоять приготовленного стилета, а в следующее мгновение его клинок погрузился в грудь того, кто меня держал.
- Так ты не только травить умеешь. – с сильным восточным акцентом произнес мужчина и в тусклом свете звезд я рассмотрела его усмешку. - Ты понимаешь арабский?
- نعم [да].
- Тогда я буду говорить на языке предков.
Он быстро развернул меня, прижал спиной к себе и приставил к горлу нож. Затем я почувствовала резкое движение и звон упавшего на землю стилета. И тогда мне стало по-настоящему страшно.
Позже я узнала, что того мужчину звали Асад. А так же и то, что в саду лежали тела двух стражников, убитых Асадом и призванных меня схватить. Что Фотий меня предал, не желая потерять доход от своего хозяина. Что с рассветом на меня начнется охота. Асад рассказал это, а так же то, что в порту уже готова лодка для побега, но если я соглашусь, то жизнь больше не будет принадлежать мне.
- Тогда кому же?
- Тем, по приказу кого я могу ее сохранить, если ты принесешь клятву верности.
- И вы поверите мне на слово? Мне, неверной и нечестивой?
Спиной я чувствовала холод чужого тела, и то, что мужчина не хрипел и как будто не дышал. Хотя кровь уже должна была залить ему легкое.
- Клянусь.
- Я поверю твоей крови.

Антиохия, несколько маленьких городков в оазисах, пустыня, скалистые горы и, наконец, Орлиное Гнездо, Аламут. Так называлась та крепость. Я не верила в происходящее, будто уснула наяву и видела какую-то странную восточную сказку.
В большом зале, освещенном факелами, стояли полукругом шестеро мужчин в темных мантиях и одна женщина с закрытым на половину лицом, у четверых под плащами угадывались доспехи. Асад привел меня в зал, мягко подтолкнул в спину, чтобы я прошла вперед.
- Тебя обрекли на смерть в твоем мире. – сказал человек, стоявший посередине. Эхо его голоса пронеслось под каменными сводами. – Но мы можем дать тебе новую жизнь, заслуженную темной стороной твоих талантов.
- Убивать – не талант.
- Скоро ты изменишь свое мнение.
И они оказались правы. С той ночи, как мне и было сказано, моя жизнь перестала принадлежать мне.
Перед рассветом мне принесли мужскую одежду, и тонкий платок с прорезями для глаз чтобы покрыть голову. А еще - стопку листов, чернила и перья.
- У тебя три дня, чтобы описать все известные тебе снадобья.
- А когда все, что у меня в голове, окажется на бумаге, от меня избавятся?
- Нет. – сказал молодой парень, имени которого я не знала. – Это нужно старику Тахиру, чтобы понять, чему тебя доучить. И чему доучиться самому, только я тебе этого не говорил. – добавил он с заговорщицкой улыбкой – Аламут задохнется без свежей крови, потому сейчас ты здесь, а не у сиров в Антиохии или Константинополе.
Еще наблюдая за Асадом я заметила, что эти люди совсем другие, не такие, как османы и другие выходцы с востока, которых я видела раньше. У этих, птенцов орлиного гнезда, как они себя называли, была совсем другая… природа. В их движениях, в их голосах, в их осанке виделась почти осязаемая хищность. Но строгая  и полная достоинства, будто за каждым их жестом стоят века наследия предков. Я видела в них глубинную, сдержанную красоту. Я хотела их понять и они дали мне такую возможность.
Я училась чуждой мне культуре. В огромной библиотеке смотритель Ясин подготавливал мне книги, а когда глубокой ночью я заканчивала с чтением, говорил со мной до рассвета на вершине башни, под луной и звездами. У него я научилась восточному этикету, благодаря нему я поняла, что в Афинах видела лишь худшие стороны последователей Аллаха. Я постигала мир через строки Китаб аль-Шифа и Даниш-намэ, и мой учитель особенно тщательно проверял мои знания Рисола фил-урук ал-мафсуда. С большим удивлением я нашла среди фолиантов и труды европейских ученых, среди которых так почитаемого покойным стариком Феотоксисом Авла Корнелия Цельса. Днем мне советовали спать, спасаясь от нестерпимого зноя. И правда, днем жизнь внутри стен утихала, и лишь из поселения под замком долетали до моих окон звуки людской суеты.
Спустя два месяца наступил вечер, когда в мою комнату вошел Асад и сообщил, что сегодня меня ждут старейшины Каххар, Халид и Алия. Я понимала, что грядет что-то важное, но даже представить не могла, насколько.
Асад ввел меня в зал одной из башен, освещенный пламенем камина и напоенный ароматом дурманящих благовоний. Переступив порог, он молча поклонился, прислонив правую ладонь к сердцу.
- Ступай. – приказал ему спокойный голос того, кого звали Каххар.
Асад развернулся и вышел, оставив меня в комнате и затворив двери за моей спиной. Каххар стоял, опираясь ладонью на массивный письменный стол. Статный, с гордым профилем и пронзительным взглядом черных глаз, он выглядел не старше сорока пяти. Его богатые одежды мерцали серебряным шитьем, а за широким поясом блестел драгоценной инкрустацией длинный кинжал. У одного из окон я заметила силуэт женщины в черном одеянии с россыпью жемчуга, что роднило ее красоту с прелестью южного неба. Ее лица я не видела за покрывалом, к тому же она глядела куда-то вдаль. Ее звали Алия. У другого стоял тот, кого я встретила лишь однажды, по прибытии в крепость. Наверное, это и был Халид, о котором мне сказали. Его тело закрывали легкие, но прочные доспехи, расписанные золотыми узорами по вороненой стали, на поясной перевязи покоился в ножнах тяжелый ятаган. Я могла только догадываться, сколько еще на нем оружия. Он пристально смотрел на меня.
- Суфия… - задумчиво протянул Каххар. – Ясин рассказал мне о твоих успехах. Скажи, ты не жалеешь о том, что оказалась здесь?
Я коротко поклонилась и, опустив глаза в старании скрыть волнение, произнесла:
- Моя жизнь в ваших руках, господин, и я не смею выразить ничего, кроме благодарности.
- Я вижу, обращению ты научилась. Но я хочу слышать голос твоего сердца. – он подошел ко мне и мягко приподнял мое лицо за подбородок.
- Мне некуда возвращаться. У меня нет дома, кроме этого. У меня ничего не осталось, даже собственной жизни. Что я еще могу сказать? Я принесла свою клятву.
Он отпустил меня и медленно прошелся по комнате, сложив руки на груди.
- Я вижу, ты готова идти до конца. Но нам нужно решить, какой дорогой ты отправишься. Я спрашиваю: ты хочешь стать ближе к Всевышнему? Хочешь взамен на верность получить силу, которой никогда не обладали люди?
Если бы не его тон и не взгляд, казалось, в самую глубину моих мыслей, я бы подумала, что это игра слов. Но я понимала, что это не так, и произнесла единственно возможный ответ:
- Да.
Ко мне обратилась Алия. Я не успела заметить, как женщина тенью скользнула мне за спину и украдкой провела рукой по моему животу и груди. Голос ее звучал так вкрадчиво и бархатно, что невольно я ощутила поднимающуюся снизу волну жара:
- Сбрось оковы одежды, освободи свою природу. Она расскажет за тебя.
Сначала на пол упал плащ, затем – никаб, а следом – пояс, халат, штаны, рубашка… Я осталась обнаженной посреди комнаты. Блики огня играли на моей загорелой коже, и кожей я чувствовала теплые дуновения ветра, несущего зной не успевших остыть камней. 
Я заметила, как Халид и Алия обменялись взглядами, после чего Халид отвернулся к ночному пейзажу.
- Для воина она слишком женственна. – с нежностью заключила Алия, поглаживая мои плечи. Меня не покидало ощущение, будто она прикасается ко мне под моей кожей, будто ее слова звучат не в воздухе, а глубоко в моей голове.
- Для чародея ее разум слишком светел. – мягко улыбнулся Алии Каххар и обратился ко мне: - Ты будешь Визирем. – почти отеческая забота слышалась мне. - Подойди.
Каххар стоял напротив камина. Я сделала пару шагов и замерла между ним и очагом.
- Опустись на колени, дочь.
Как завороженная, я повиновалась властному голосу. Каххар поднял рукав, обнажив жилистое запястье крепкой руки, вытащил кинжал и разрезал себе кожу. Я видела, как в глубокой ране выступила черная кровь. Затем кинжал вернулся в ножны, а Каххар взял меня за подбородок, открыл мне рот и поднес рану к губам.
То ли одурманенная курящимися лампадами, а, может, во власти древней магии, я прильнула к его руке и сделала первые глотки. Его сок… Он заполнил меня собой, занял все мое естество. Через меня струилась вековая история Святой земли, праведный гнев ее детей, в меня уходила кровь ее врагов, во мне звучали молитвы Всевышнему, наяву или во сне? меня жгло ее Солнце и ласкала прохладой ее Луна…
- Хватит, дочь. – донесся до меня голос сквозь вихрь видений. – Хватит.
Он отстранился и я заметила, как рана тут же затянулась. Но я уже потеряла способность удивляться.
- Ты получила темное причастие. Теперь мы начнем тебя учить по-настоящему.

Позже я узнала, что приглашения в Аламут удостаиваются очень мало неофитов, а мне такая честь выпала из-за нужды Старейшин в свежих знаниях и вестях из Европы, куда Ассамиты подготавливали свою экспансию. Я узнала, кто такие Чародеи, Воины и Визири, чьей кровью меня причастили. Мне было двадцать восемь лет. На этой цифре мой возраст замер.
Семь лет я училась в Аламуте. Меня изнуряли тренировками вместе с остальными воинами, не позволяя утонуть в тоске манускриптов. Я училась обращаться с разным оружием, с лошадьми, карабкаться по отвесным гладким стенам. Я ощущала силу, не виданную ранее, но понимала, что она – только крупица в сравнении с могуществом моих господ.
Я тренировала свой разум вместе с адептами старого алхимика Тахира. Его лицо,как и мое, скрывал темный шелковый платок, а на его руках я заметила множество рубцов.
- Аллах уродством метит нечестивых. -  неохотно ответил он на мой чересчур смелый взгляд. – Но смирением и праведными трудами даже я заслужил его милость.
Я стала дочерью Луны. Усмиряя страсти молитвой, я всецело отдавалась работе и совершенствованию своих навыков. Я обрела новый дом и новую жизнь.
Иногда Каххар, мой обожаемый господин, посылал за мной, и мы по несколько часов гуляли по крепостным стенам и беседовали. Иногда он позволял мне испить волшебный нектар своей крови, чтобы укрепить мой дух и мое тело.
Но все чаще я забиралась на самый высокий шпиль и смотрела на Север, где осталась моя родина. Я понимала, что там мне теперь не место, но подспудная тоска все явственнее проступала. И однажды Каххар пригласил меня к себе.
- Ты показала свою преданность и свои таланты. Но твоя сила и знание сейчас нужнее очень далеко отсюда. – Каххар улыбнулся. Я хорошо знала эту улыбку. – Ты отправляешься в Венецию. Там тебя встретит твой будущий Сир, мой темный сын. Его имя – Инсар. Вместе с тобой я передам ему письмо, в котором подробно изложу указания. Как только ты прибудешь к нему, то поступишь в его распоряжение. Храни ему верность, как мне. Служи ему, как мне.
- Но господин… - взмолилась я.
- Люби его так же, как меня.

Венеция меня встретила в 1474 году. Инсар забрал меня практически с палубы, и как только я его увидела, поняла: следовать наставлениям господина – высшее благо для слуги. Инсар оказался достойным сыном своего Сира. В нем сочетались черты араба и европейца (видимо, он был потомком смешанного брака), что придавало его внешности мужество, не лишенное лоска. Я передала ему письмо и с того момента начали отсчет восемьдесят лет в услужении Инсару и путешествий по Европе.
Инсар был обходительным и заботливым господином, но вместе с тем – строгим и требовательным. Он не позволял мне совершать ошибки, но за успехи награждал по достоинству, с каждым глотком своей крови приближая к Всевышнему. Я стала его самым верным и любимым инструментом, а интересная работа для меня находилась неизменно. Мой господин вращался в кругах знати как людской, так и каинитов, и так я узнала о Камарилье и Саббате. В бальном платье или одеждах ассассина, с крупицей яда в перстне или двумя короткими саблями, я тенью следовала за хозяином и выполняла его волю. Когда Венеции коснулся упадок, мы отправились на Север, и стали там глазами, ушами и клинком Аламута. Я видела прекрасные города, чудесами не уступавшие красотам Востока.
Становление же я получила в Вене, зимой. Снежным вечером Инсар пригласил меня в свои покои и протянул распечатанное письмо.
- Прочитай, София.
Я развернула лист и… мои пальцы задрожали. Я узнала бы эту изящную вязь из тысячи, и из письма меня будто обдало теплым ветром пустыни посреди европейской стужи. Это писал Каххар, и в своем обращении к сыну Сир рекомендовал сделать меня полноправной сестрой нашей линии крови.
- Ты понимаешь, что это значит? – просил хозяин, не скрывая счастливого блеска в карих глазах.
- Я…
- Молчи. – он встал из-за стола, привлек меня к себе, обняв одной рукой за талию, а другой поправив непослушную прядь, выбившуюся мне на лицо. В первый раз он прикасался ко мне именно так. – Сегодня ты станешь одной из нас.
Его губы нежно провели по моей шее, а спустя мгновение он уже иссушал меня, сжав в стальных объятиях. Я же, захваченная остротой сладострастия, впала в подобие транса. В единый порыв для меня слился переход моей крови в тело моего господина, и обратно в мои сосуды. А после я ощутила необычайную легкость, неописуемую силу и неподвластное словесному выражению желание… Жить. Здесь. На этой стороне. Для своего Сира. Пока луна и звезды восходят на ночное небо.
Было еще много городов: Рим, Кёльн, Рига, Гданьск и Краков, долина Луары и, наконец, – великолепный Париж. Шел 1697 год, когда в кругу наших знакомств появился каинит линии Вентру, Мишель де Сангриаль. Это был очаровательный мужчина с острым вкусом к путешествиям, и между ним и Инсаром завязалось довольно близкое общение. Но недавно к нам пришли печальные вести: один из детей Мишеля попал в затруднительное положение в небольшом городке Гавр де Грас.
- Я не могу отправиться туда, но доверяю тебе как себе. - распорядился Отец.
- Мой клинок – ваш клинок. – поклонилась я в ответ.
Так я получила новое задание и следующей ночью отправилась в путь.

10) Жизненная позиция, цели персонажа
Я – рабыня и королева. Я - глаза, уши и клинок Аламута. Я верна своему Сиру и его приказ – правило моей жизни.

11) Снаряжение
В состоянии ассассина:
Широкий пояс с вшитыми металлическими пластинами, защищающий живот. На поясе -  крепления для колб, где хранятся как различные яды, так и едкие вещества и лекарства, а так же небольшая поясная сумка. Перевязь с двумя короткими саблями дамасской стали. Стилет с полостью для отравы. Четыре метательных ножа, маленький арбалет за спиной и двадцать болтов к нему. Металлические щитки на голенях и наручи. Мужская одежда, поверх которой темный плащ с капюшоном.
В не боевом состоянии:
Элегантные платья преимущественно темных цветов, в складках платий всегда прячется пара ножей и колб с отравой.
В багаже: комплект мужских доспехов, два длинных меча, охотничий арбалет и полторы сотни болтов к нему, компактный аппарат для возгонки, ящик химических препаратов (растительного и животного сырья), сверток с врачебными инструментами, набор пергаментов, чернил и перьев. Маленькая шкатулка с украшениями.
При персонаже всегда маленький кожаный мешочек с песком, собранным под стенами Аламута.

12) Статус
Клинок Темноты

Отредактировано София (2010-11-05 17:18:21)